– Не верю! Ты валькирия… И потом, всего десять шагов! – сказала Ирка.
– Знаю. Но в этот момент я думала о тебе… И рука дрогнула! Я не суеверна, но…
– Представляла меня вместо этого чучела? – попыталась пошутить Ирка.
– Очень смешно. Мне пора на дежурство!
Бэтла и ее оруженосец ушли. Они очень спешили и телепортировали, отойдя от крыльца лишь на несколько метров.
На прощание Бэтла, наклонившись, обняла Ирку, и та ощутила, какая она розовая, круглая, радостная. Большое тело валькирии сонного копья притиснуло ее, худую и костлявую, к коляске так, что Ирке стало горячо. Она подумала, что у всех людей нормальная температура тела 36,6, а у Бэтлы – 66,3.
Пока у Ирки была Бэтла, Матвей Багров стоял под деревом и вертел в руках детскую косточку. Она была желтоватой, на вид хрупкой и провела в земле лет двести. Как некромаг, Матвей достаточно разбирался в анатомии, чтобы определить: это была берцовая кость ребенка лет трех.
Трижды за последние дни он порывался похоронить ее и даже выкопал под деревом небольшую узкую яму, но яма так и оставалась пустой. Одного он не мог понять: зачем Мамзелькина выбрала именно кость и именно детскую? Призывающим ее предметом могло стать все, что угодно: от спички до использованного проездного на метро. Но, видно, старухе было нужно, чтобы он нарушил внутренний запрет, сломав кость ребенка. У мрака нет случайных шагов, не ведущих к бездне.
Мысль Матвея – внешне ветвистая, с кучей протезных «если», «что», «когда», «потому что» – в действительности буксовала на месте.
«Меня хотят лишить Камня Пути. Взамен мне согласны дать неплохое сердце… Но ведь и Ирка получит ноги? Разве я не могу пожертвовать Камнем Пути ради того, чтобы сделать ее счастливой?.. И мне самому не будет тошно».
Бэтла и ее оруженосец давно ушли, а он все бродил вокруг дерева. Только когда в примятой траве появилась новая, свежевытоптанная тропинка, Матвей наконец решился, бросил в яму кость и торопливо забросал землей.
Едва он выпрямился, как недалеко, за полосатыми, как зебры, березовыми стволами, мелькнула фигура. Матвей увидел, как маленькая старушонка шустро пересекла аллею, оглянулась и скрылась в подлеске. Матвей так и не понял, была ли это Мамзелькина, но Камень Пути заколотился в груди, стал ребристым, твердым.
Багров рванулся вслед старушонке, чтобы убедиться, Мамзелькина это или нет, но тут его сбили с ног. В падении он попытался извернуться и вызвать кинжал, но не успел. Его ткнули носом в траву, но тотчас подняли и заботливо отряхнули.
За ним стоял оруженосец Гелаты, громадный, радостный и бестолковый. Матвею он всегда напоминал восторженную дворнягу, помесь овчарки и московской сторожевой, которая с рычанием бросается на незнакомых людей, доводит их до инфаркта, ставит лапы на плечи и – без предупреждения лижет в нос.
– Уф! Надо же! Я еще не разучился незаметно подкрадываться! – заявил оруженосец.
Матвей убрал запоздало возникший кинжал.
– Я бы мог тебя зарезать!
– Правда?.. Жуть какая! Кстати, что ты там хоронил?
Багров всполошился, не зная, что ответить. Оруженосец добродушно хлопнул его по плечу:
– Да ладно тебе скромничать! Многовато в Москве стало дохлых голубей!
Матвей увидел, как на поляне, из ниоткуда, открылась и сразу закрылась дверь. Точно пространство задернулось «молнией». Кто-то вошел к Ирке. Он метнулся было туда, но оруженосец поймал его за локоть.
– Погоди! Там Гелата!.. Не знаю уж, какие у них секреты, но пусть посекретничают! – добродушно прогудел он.
Ирка читала «Теоретическую поэтику», мешая ее с «Сагой о Форсайтах» и заедая все это вареньем из банки, когда в кирпичный сарайчик вошла Гелата. Вид у нее был измотанный. На верхней губе поблескивали капельки пота. Воскрешающее копье она поставила в угол, точно палку.
Ирка улыбнулась Гелате. Странное дело. Одни друзья поначалу выдают дикую интенсивность дружбы, а потом проносятся, как метеоры, и нет их. А другие звонят, может, раз в три месяца, зато долгие годы. Это был вариант Гелаты. Ирка видела ее редко, но постоянно ощущала, что она у нее есть.
– Можно я где-нибудь рухну? Есть тут хоть пять сантиметров незаваленных? – Гелата отыскивала глазами, где сесть.
Ирка решила вопрос просто. Наклонившись с коляски, дернула за край плед, мгновенно освободив диван от всего содержимого.
– Однако! Смело, – одобрила Гелата и рухнула во весь рост, как подрубленная.
– Что ты делала? По адресам ходила? – спросила Ирка.
– Четырнадцать адресов по Москве! Кто знает этот город – поймет, – промычала в подушку Гелата.
– Помогала?
– Я-то кому могу помочь? Оно помогало! – не открывая головы, Гелата ткнула пальцем в угол, где стояло копье. – Если б ты знала, чего только не приходится городить! Уровень чуда определяется уровнем веры. Один из ста поверит в помощь от копья, а другим приходится скармливать нелепую небылицу, что в Америке изобрели новую таблетку, которую буржуи скрывают от простых смертных, чтобы вся прочая медицина не обанкротилась… Прям дурдом, что у людей в мозгах творится! В глюконат кальция, который я пересыпала в мудреную коробку, они верят, а скажи я им про эйдос и валькирий – вызвали бы психиатричку.
Гелата молча пролежала минут десять, потом перевернулась на спину.
– Две экземы, сложный перелом с угрозой гангрены, язва, бронхиальная астма, гнойный гайморит, попытка суицида, позвоночник и кое-чего по мелочи. Сейчас отлежусь и еще на два адреса. Один тут где-то рядом…
Ирка посмотрела на копье. Перечисляя сегодняшние болезни, Гелате не стоило произносить «позвоночник». Этим она невольно дала понять Ирке, что копье могло бы ее исцелить.