– Не очень. Завтракать будешь?
Ирка кивнула. Пока Матвей притворялся, что варит гречку, которая отлично справлялась со своей варкой сама, Ирка проверила почту. В ящике было письмо от старой подруги по ролевому форуму, которая сообщала, что отдыхает в Алуште с любимым человеком. К письму было приложено столько фотографий, что Ирка чудом не вывихнула глаза. Молодой человек в профиль. Он же, сфотографированный с дерева, так что виден один затылок. Ухо молодого человека, нос молодого человека; большой палец ноги подруги с ногтем, выкрашенным в синий цвет; счастливая пара в зоопарке, счастливая пара лопает один кусок торта с разных сторон.
Ирка вздохнула. Ее подруга была уникальна. Когда у нее все бывало плохо, она исчезала на полгода, на несколько месяцев и по мылу не отвечала. Когда же становилось хорошо – десятками начинала строчить письма и хвастаться. И это было верным признаком, что вот-вот снова все станет плохо и она исчезнет.
Созерцая розово-белую пятку молодого человека (фото называлось «мурзичек наступил на сметанку»), Ирка хмыкнула:
– Ничего себе письмо инвалиду! Никаких нудных расспросов, немеют ли у меня пальцы по утрам! За то и люблю!
Багров перестал мешать гречке спокойно кипеть и оглянулся на нее:
– Ты о чем? Я не расслышал!
– Ни о чем. Не обращай внимания на заспанных людей! – заявила Ирка.
Но раз Багров уж подал голос, ей захотелось капризничать:
– Матвей, я же просила! Что ты сделал с комнатой? Неужели убрался? Во что ты превратил мой порядок?
– Полотенце на люстре – это порядок?
– Полотенце на люстре – творческий порядок!.. Опять же от близости лампы оно сохнет, а у мух появляется иная цель, кроме моей головы, – пояснила Ирка.
Как она и рассчитывала, Матвей не нашелся, что возразить. Хотя вообще-то его всегда интересовали безумные вопросы. Особенно в стиле Альберта Эйнштейна: «Сумасшедший я или все остальные?»
Что до самой Ирки, она давно убедилась, что люди не воспринимают обращенную к ним речь. Убедить их в чем-либо совершенно невозможно, пока сам человек не созрел для ответа. Тут уж никуда не денешься: пока ответ эхом не отзовется в сердце, никто его не услышит. Исключение составляют только информативные сообщения в стиле: «Отвертка в среднем ящике».
Во время завтрака пришла Бэтла вместе с оруженосцем. Ирка немедленно поделилась с ней кашей, которой валькирия сонного копья, не забывая отнекиваться, съела три тарелки.
– Вообще-то гречку я ненавижу. Но через полчаса мне на дежурство! – покаянно сказала она.
– На дежурство? Куда? – удивленно переспросила Ирка.
Бэтла смутилась, и Ирка поняла, что она жалеет о том, что проболталась. Чтобы скрыть это, Бэтла поспешно вскочила и принялась изучать стопку из двадцати книг, громоздившуюся рядом с Иркиной коляской. Почти во всех книгах были закладки. Причем закладками служило все, что угодно: зубочистки, спички, обрывки бумаги, а в одном случае даже вилка.
– Хочешь сказать: ты все это читаешь? – спросила валькирия сонного копья.
– Ну, во всяком случае, делаю вид.
Ирка подумала: хорошо, что Бэтла не знает, сколько книг на жестком диске ее ноутбука и на разных флэшках. Вот тогда бы ей действительно стало жутко.
– А зачем читать все сразу? Ну можно же целиком прочитать одну книгу, потом другую и так далее?
Ирка сама не могла объяснить, почему, просмотрев тридцать страниц одной книги, она переходила к другой, к третьей, напоминая бабочку, которая тоже подолгу не сидит на одном цветке.
– Не знаю… Как-то само получается, – сказала она рассеянно. – Меня не столько уже волнует, кто кого убил, сколько даст мне что-то эта книга или не даст. А сюжеты я давно по первым страницам угадываю. Под каждой обложкой – свое течение надежд. Если лягушка скакала через дорогу и ее переехало машиной – это реализм. Если превратилась в царевну и вышла замуж – фантастика. Если попала на опыты, но сбежала, по лестнице допрыгала до крыши и сидит на краю небоскреба, мрачно глядя на город, – трагедия с элементами романтического бунта.
– А если лягушка полюбила другую лягушку, а та заточена в аквариуме? – с любопытством спросила Бэтла.
– Неразрешимая драма. Особенно если у лягушки есть внутренние противоречия. Например, жизнь в болоте кажется ей душной, и она втайне мечтает стать стрекозой, – уверенно ответила Ирка.
– А если у лягушки цапля съела всех родственников, а лягушка проглотила ржавый рыболовный крючок, сунула в рот половинку бритвенного лезвия и прыгает к цапле, чтобы утащить ее на тот свет вместе с собой? – влез Багров.
Бэтла, не улыбаясь, оглянулась него.
– Слушай, некромаг!!! Только не обижайся! Ты не мог бы погулять где-нибудь? – выпалила она со смущением.
– Зачем?
– Хочу поговорить с Ириной. Чисто женская трепотня…
– С Ириной? – переспросил Багров. – Она Ирка. Просто Ирка! Запомни это!
Он повернулся и вышел. Оруженосец Бэтлы последовал за ним. Ирка и Бэтла остались одни.
– Ты какая-то не такая сегодня!.. – сказала Ирка после паузы.
– Есть немного! – кисло отозвалась Бэтла. – Мне Ламина душу вымотала. Обычное нытье в стиле, что все мужики сволочи, а люди мешают ей быть человечной! Как бы так всех полюбить, чтобы себя не утрудить? Что бы сделать, чтобы ничего не делать? И что поменять, чтобы ничего не менять?
Ирку больше волновало другое.
– Зачем ты его прогнала?
– Кого, Багрова? Он меня тревожит.
– Почему?
– Просто тревожит. Он какой-то… сама не знаю… не требуй от меня определений!.. Я бы не пришла к тебе, если бы вчера утром не промахнулась на тренировке. Я бросала копье с десяти шагов в деревянный щит. И – оно пролетело мимо.