Огненные врата - Страница 35

Ей было хорошо с Матвеем эти полгода, несмотря даже на то, что на свои ноги она старалась не смотреть. Вообще Ирка жалела иногда, что они у нее есть. Болтается что-то такое длинное, ненужное, мешающееся. Лучше бы ампутированные обрубки. Она иногда встречала ампутантов на спортивной площадке Сокольников и видела, как ловко они перебрасывают свое укороченное тело через всевозможные препятствия.

Ирка видела, как Матвей заезжает в ближайший двор. Вот загораются «стопы» микроавтобуса, он притормаживает и поворачивает. А потом все скрыл от нее длинный узкий дом. Отделенная от Матвея забором, улицей и домом, Ирка ждала. Прошла минута, две минуты, затем пять… Ирка постепенно начинала тревожиться. Ну чего он копается? Может, кого-то поцарапал и они там разбираются?

Она жадно разглядывала дом – обычный московский, закрывающий от нее Багрова. Ирка ненавидела его за это. Зачем было строить дом именно здесь, зная, что Матвей окажется с одной стороны, а Ирка – с другой? В чем логика этого действия? И неважно, что отгрохали его сорок лет назад, задолго до ее рождения. Могли бы догадаться, напрячь извилины!

На балконе третьего этажа стоял и курил мужик в майке: обмякший, вялый, дряблый. Видно, что ничего не хочет, ни к чему не стремится, ни о чем не думает. Страшно, до боли страшно смотреть. Ирка подумала, что даже наказания ему никакого в вечности не нужно: просто оставить все, как есть, и это будет хуже всякого наказания. «А я-то чем лучше? Мы сами свое наказание. Никто нас так не накажет, как мы себя накажем», – нагнала ее мысль.

Злополучный дом загораживал от нее Багрова. Бывшая валькирия была прикована к нему, разглядывала его. В глаза ей бросилось то, чего она никогда прежде не замечала. Множество бабулек, которые смотрят из окон, – неподвижные, как картонные фигуры, с далекими от любопытства лицами, ловящими солнце. Не бабушки, а подсолнухи. Если смотреть на любой московский дом на некотором удалении, охватывая его с первого этажа до последнего, то понимаешь, что в каждом пятом или шестом окне обязательно растет такой живой подсолнух и, облокотившись на подоконник, грустно выглядывает во двор.

Москва – город пленных стариков, которые заточены в своих норках. Именно поэтому город кажется молодым. На самом деле он старый.

Позади дома, на его обращенной к Ирке «бесподъездной» стороне, стояла круглая молодая женщина и рассказывала дворничихе про свою собаку, часто с восторгом повторяя: «Дурища такая!» Дворничиха слушала ничуть не с меньшей радостью, улыбаясь не только белыми зубами, но и розовыми деснами. Это были приятнейшие люди, и в другое время Ирке бы они понравились, но теперь они ее дико раздражали. Ей хотелось в них чем-нибудь запустить. Обе болтушки имели все возможности обойти дом и посмотреть на Матвея, даже потрогать его, но не собирались этого делать. Матвей не был для них ценностью.

Ирке хотелось закричать: «Как вы можете не знать Багрова? Не любить его? Как вы можете не желать его видеть?»

Где-то близко завыла сирена, распугивая медлительное автомобильное стадо. Точно специально, чтобы дразнить Ирку, во двор, только что проглотивший Багрова, въехала ярко-желтая машина реанимации с мигающим проблесковым маячком. У бывшей валькирии пересохло во рту.

Ирка прождала еще пару минут. Матвей не появился. Позвонила по мобильному – не ответил. Будь у Ирки ноги, она за секунду перемахнула бы через забор, перебежала бы улицу и, обогнув дом, выяснила, в чем дело. На коляске же ей пришлось бы проехать треть Сокольников, чтобы оказаться у ближайших ворот.

Ирка остро ощутила свою беспомощность. Она попыталась уверить себя, что ничего ужасного не произошло. Конечно, на парковке не оказалось места. Дворы забиты. Матвей выехал с другой стороны, а там одностороннее движение, он запутался, растерялся, что-нибудь нарушил, и вот уже вынырнувший из-под земли гаишник манит его палочкой. Москва – кошмарный город для начинающих водителей. Сущие катакомбы. Все бибикает, все спешит, все несется. Иногда, чтобы просто развернуться, бедняги проезжают в пробке по двадцать километров.

Но откуда это ощущение тревоги?

Не выдержав, бывшая валькирия решила обратиться к кому-нибудь за помощью. Дворничиха и женщина с собакой к тому времени ушли и унесли с собой улыбки и свою круглую радость.

– Девочка! – крикнула Ирка проходящему мимо синему платьицу. – Иди сюда, девочка! Ты не можешь посмотреть за тем домом, есть ли там молодой человек на машине?

Синее платьице шарахнулось в сторону.

«Я ее напугала, – подумала Ирка. – А, ну да! Детей же сейчас учат, что все незнакомые люди поголовно маньяки или, на худой конец, террористы… О небо, ну где же он! Когда он вернется, я его убью или… умру от радости!»

Прошел час. Ирка сидела и ждала, беспомощно, точно набивного медведя, обнимая пакет с продуктами. Она уже не волновалась. Все в ней замерзло. Воспоминания царапались в двери души.

Всплыло в памяти у Ирки, как однажды утром, открыв глаза, она увидела Матвея. Багров пытался перетащить свое тело с дивана на коляску, как это всегда делала сама Ирка. Бывшая одиночка притворилась спящей и долго наблюдала за ним. Бросая на нее тревожные взгляды, Матвей по одной стаскивал свои ноги за брючины и ставил их рядом с колесами. Потом постарался облокотиться о поручень и рывком перекинуть тело в кресло. Оказалось, стоит немного не угадать, и в кресле никогда не окажешься, несмотря даже на то, что руки у него стальные. Матвей пыхтел, ворочался и заставлял свои якобы мертвые ноги изменять угол.

Наконец ему все удалось, но в решающий момент коляска коварно отъехала. Багров оказался на полу и начал приподниматься, как вдруг спохватился, что приподнимается с помощью ног, и, вернувшись на пол, он стал вползать за диван животом. Ухватиться было не за что. Покрывало сползало. Багров был поражен своей беспомощностью. Даже в коляску не может сесть! Ирка-то делала это куда проще, хотя и не обладала его силой.