– А? Ничего. Ключи! – торопливо соврала Ирка.
Она подошла к воротам, нагревшимся от дневного жара. Камень Пути обжигал ей через карман бедро. Она не собиралась вставлять его ни в какую щель, но вопреки собственной воле взгляд уже нащупал ее. Вот она – почти у самого висячего замка.
«Как просто! – подумала Ирка. – Одна секунда – и ворота открыты! Никто не схватит меня за руку».
Ей стало тоскливо до тошноты. Она смотрела на железные ворота и где-то близко, в пространстве более реальном, чем панельная пятиэтажка и изнывающий от зноя летний двор, угадывала зорко вглядывающуюся в нее Мамзелькину и страшного горбуна с умным и подвижным лицом.
Ирка торопливо отошла, чтобы не сорваться. Вернувшаяся Ламина принесла шоколад и минералку.
Трехкопейная дева открутила крышку и стала жадно пить. В минералке оказалось слишком много газа. Ирка закашлялась, расплескала воду и увидела, как пролитая минералка, вместо того чтобы впитаться в землю, складывается в знакомую фразу:
«ОН МОЙ СО ВСЕМИ ПОТРОХАМИ».
Ирка поспешно стала затирать буквы подошвой. Когда она убрала ногу, то убедилась, что вода действительно ушла, но на сухой земле остался влажный след:
«СДЕЛАЙ ЭТО СЕГОДНЯ НОЧЬЮ! ИЛИ ТЫ ЕГО ПОТЕРЯЕШЬ!»
Ирка обернулась и быстро взглянула на Багрова. Тот, ни о чем не подозревая, продолжал доставать Мефа, который мирно тюкал мечом света свою чурочку.
– Хочешь успокоиться? Прими бизюкобизин! – миролюбиво советовал он Матвею.
С недавних пор Буслаев полюбил эту фразочку и всегда использовал ее, когда при нем кто-то начинал активно бредить.
«Врет! – подумала Ирка. – Ничего Мамзелькина ему не сделает! Это как с Бабаней. Вначале грозила, а потом переключилась на Матвея!»
И вот, когда Ирка убедила себя, что это блеф, Матвей покачнулся и, задыхаясь, схватился за сердце. Испуганный, бледный, покрытый испариной, он сидел на корточках и прижимал к груди ладонь.
– Сейчас пройдет. Закололо что-то!.. Все, уже лучше!
Ирка рванулась к нему и остановилась. Нет, не блеф! Мамзелькина такая же хозяйка сердцу Багрова, как и ее ногам. Зачем Матвей отказался от Камня Пути? Лишь над ним не властен мрак, и лишь от него он испуганно отдернет свои длинные, опутавшие все щупальца.
Но Камень Пути теперь лежит у нее в кармане, и вернуть его Матвею в грудь Ирка никак не может.
Страх потерять Багрова захлестнул ее. Только бы не лишиться Матвея! Что-то в Ирке еще сопротивлялось, кричало, протестовало, но она уже чувствовала, что сделает все, что от нее требуют.
Притворившись, что ей нужно позвонить, Ирка поднесла к уху молчащий телефон. Зашла в ближайший подъезд, поднялась на верхний этаж и там, опустившись на ступеньку возле какой-то квартиры, заплакала.
Через некоторое время Ирка почувствовала мокрой щекой сквозняк. Дверь справа от нее тихо приоткрылась. Выглянула беловолосая старушка, похожая на необлетевший одуванчик. Лицо старушки перечеркивала закрытая из осторожности цепочка.
– Сидят, плачут! «Нуль-два» вызову! – произнесла старушка будто про себя.
– Вызывайте, – согласилась Ирка. Ей было все равно.
Старушка ушла. Минуту она где-то пропадала, а потом Ирка вновь услышала ее голос:
– Руку вверх!
– А почему одну? – не поняла Ирка.
– А как я еще хлеб просуну? Руку давай, говорю!
Ирка увидела, что старушка протягивает ей через приоткрытую дверь кусок хлеба. Цепочка по-прежнему мешала, но с ней необлетевший одуванчик расставаться не собирался. Ирка взяла хлеб. Он был странный, мокрый, в черно-белую крапинку.
– Хлеб с заваркой и сахаром! Кладешь на хлеб спитую заварку, сахар насыпала и поедай себе! – сказала старушка.
Ирка послушалась и стала поедать хлеб. Одуванчик слушал через щелку, как она жует.
– В детстве привыкла. Забежишь с улицы в дом, все на работе, еды никакой нет. Накинула заварочки из пустого чайника, сахарком присыпала на хлеб – и вперед!.. А теперь иди отсюда! Нечего тут сидеть! Я пойду «нуль-два» вызывать!
Одуванчик ушла вызывать «нуль-два», а Ирка, дожевывая хлеб, вышла на улицу.
Ночь выдалась темной. Луна сидела в тучах. Там она ворочалась, укладывалась, пыхтела, но, обиженная на весь свет, не выходила.
Компьютерщик Алик, оказавшийся на все руки мастером, соорудил из куска полиэтилена и нескольких палок палатку. Радулга забралась в нее и спала, держа руку на копье. Хаара дремала в машине у Вована. Ламина бродила вокруг будки. Оруженосцы развели костер и, сидя рядом с ним на корточках, подкармливали его кусками досок. Багрову не сиделось на месте, главным образом из-за Мефодия, само присутствие которого рядом с Иркой выводило его из себя.
Он зашел в подъезд и поднялся на крышу, немного удивившись тому, что замок, в прошлый раз висевший здесь, отсутствует. Матвею хотелось на ком-нибудь сорваться. Он надеялся подкараулить у трубы комиссионера, но, увы, юркие пластилиновые человечки если и были здесь, то давно скрылись. Только на дальнем конце крыши в лунном свете кривлялся полуголый суккуб, простроченный сверху вниз черной плотной нитью. Заметив Матвея, суккуб стал страстно извиваться, пугливо заслоняться ладошками и посылать воздушные поцелуйчики.
Возможности суккуба к приспособлению потрясали. Слабости любого человека он считывал с листа, мгновенно подбирая к нему ключик. Недаром многие бизнесмены, закладывавшие Пуфсу свой эйдос, взамен просили у него суккуба, чтобы брать его с собой на важные переговоры.
Не прошло и двух секунд, как суккуб впервые увидел Матвея, а он уже вовсю передразнивал Ирку. Багров гневно засопел. Он извлек палаш и быстро зашагал по скользкой крыше к пересмешнику. Больше всего он опасался, что суккуб успеет скрыться. Но тот почему-то не убегал, а кривлялся все больше и больше. Теперь он изображал уже не просто Ирку, а Ирку смертельно напуганную. Она падала на колени и, заламывая руки, в беззвучной пантомиме молила Матвея не убивать ее.